Разговор о современных онкологических методах лечения и человеческом измерении болезни
«Прежде чем мы начнём этот подкаст, расскажите, пожалуйста, немного о себе и о своей роли в больнице «Ихилов».
Д-р Ирина Стефански:
Я Ирина Стефански, врач-онколог с более чем двадцатилетним клиническим опытом. Большая часть моей профессиональной жизни связана с больницей «Ихилов», где я руковожу онкологическим дневным стационаром. Это работа с большой ответственностью и с очень сильной человеческой составляющей — каждый день я сталкиваюсь с непростыми решениями, сложными эмоциями и, одновременно, с моментами огромной внутренней силы у пациентов.
В своей повседневной практике я веду пациентов как с относительно простыми, так и с крайне сложными онкологическими заболеваниями, и для меня всегда важно не просто лечить опухоль, а видеть человека целиком — его жизнь, страхи, ресурсы, границы.
Кроме того, я консультирую пациентов и в частной практике в Tel Aviv Medical Clinic, где есть возможность уделить больше времени разговору, объяснениям, вопросам. И я говорю это совершенно искренне: иногда именно время и внимательное слушание становятся частью лечения не меньше, чем сами препараты.
1. Как справляться эмоционально с онкологическим диагнозом?
Д-р Ирина Стефански:
Это, пожалуй, самый сложный вопрос — ещё до разговоров о схемах лечения и анализах. Сам момент диагноза обрушивается на человека внезапно и очень тяжело. Никто не бывает к этому готов. Даже те, кто долго подозревал, что что-то не так, в момент, когда слышат слова «у вас рак», реагируют телом раньше, чем разумом.
Я вижу это почти каждый день. Пациент садится напротив, и по его жестам, дыханию, взгляду понятно — внутри всё напряжено. Иногда я сознательно не начинаю сразу говорить о медицине. Иногда сначала нужно дать место тишине. Просто позволить этому моменту быть. Очень многим людям важно, чтобы их сначала увидели, а уже потом начали лечить.
Очень часто пациенты говорят мне: «Я чувствую, что теряю контроль». И это, пожалуй, ключевое ощущение. Болезнь приносит неопределённость, а человек по природе своей ищет опору. Когда опоры нет — страх усиливается. Поэтому одна из самых важных вещей в начале пути — вернуть хотя бы часть контроля. Это не обязательно что-то глобальное. Иногда это контроль над информацией: понять, что именно означает диагноз, какой первый шаг, что будет дальше. Иногда — контроль над повседневными решениями: кого взять с собой на приём, кому рассказать, как выстроить ближайшие дни.
Я также часто вижу, как люди замыкаются в себе. Они не хотят пугать близких, не хотят «быть в тягость», не хотят показывать слабость. Но на практике происходит обратное: чем больше человек закрывается, тем больше тревоги возникает у окружающих. Открытый разговор, даже короткий, снижает напряжение у всех сторон. Часто я предлагаю прийти на вторую встречу с близким человеком — когда первый шок немного спадает. Это создаёт ощущение «мы в этом вместе».
Я очень верю в значение рутины, даже если она нарушена. Тело и психика чувствуют себя устойчивее, когда в дне есть хоть какие-то стабильные точки: нормальный приём пищи, короткая прогулка, разговор с близким человеком. Это мелочи, но они напоминают пациенту, что он не только «больной». Он остаётся человеком со своей жизнью, радостями, движением. И, как ни парадоксально, иногда именно в период болезни люди заново открывают в себе внутренние ресурсы.
И ещё одну вещь я считаю крайне важной проговорить: бояться — нормально. Быть грустным, растерянным, уставшим — нормально. Это не слабость, это человеческая реакция. Часть моей работы — помочь пациенту не убегать от этих чувств и не пугаться их. Когда мы перестаём бояться эмоций, они перестают захватывать всё пространство.
Если меня спрашивают, что самое важное в первые дни после диагноза, я всегда отвечаю: не спешить. Не принимать судьбоносные решения в первый день. Дать себе возможность вдохнуть, переварить информацию. Найти врача, который готов объяснять, идти шаг за шагом. Когда появляется понятный первый шаг — даже маленький — туман начинает рассеиваться.
Эмоциональное проживание диагноза — это процесс, волна, которая приходит и уходит. Но когда рядом есть кто-то, кто держит эту волну вместе с тобой, когда есть план и время — очень часто в людях проявляется сила, о существовании которой они раньше даже не догадывались. Я вижу это постоянно. И могу сказать честно: оставаться с этим в одиночку — самое тяжёлое. Как только начинается разговор, появляется хоть немного спокойствия. Не всё исчезает — но появляется точка опоры. И с неё начинается путь.
2. Многие пациенты путаются в терминах. Биологическая терапия, иммунотерапия, химиотерапия — в чём между ними принципиальная разница?
Д-р Ирина Стефански:
Это очень распространённый вопрос, и я всегда рада, когда пациенты его задают, потому что за путаницей обычно стоит тревога. Люди слышат разные названия и начинают думать, что речь идёт о “более сильном” или “более слабом” лечении. На самом деле это просто разные подходы, которые работают по-разному — и выбор между ними никогда не бывает случайным.
Химиотерапия — это самый «старый» из этих методов, и у неё до сих пор есть своё важное место. Она действует на быстро делящиеся клетки. Да, в первую очередь — на опухоль, но частично и на здоровые ткани, поэтому мы видим знакомые побочные эффекты. Но важно понимать: химиотерапия сегодня — это не то, что было 20 или 30 лет назад. Дозировки, схемы, поддерживающее лечение — всё это стало гораздо точнее и безопаснее.
Биологическая терапия — это уже совершенно другой уровень. Здесь мы говорим о лечении, которое направлено не «по площадям», а в конкретную цель. Мы сначала изучаем опухоль на молекулярном уровне, ищем мутации, которые её «питают», и если находим — можем использовать препарат, который бьёт именно по этому механизму. Для пациента это часто означает более мягкий профиль побочных эффектов и, в ряде случаев, очень хорошие и длительные ответы на лечение.
Иммунотерапия — это, пожалуй, самый философский подход. Мы не атакуем опухоль напрямую, а помогаем собственной иммунной системе пациента увидеть её и начать с ней бороться. Это лечение не подходит всем и не всегда, но когда оно работает — результаты могут быть действительно впечатляющими. У некоторых пациентов болезнь становится стабильной на годы.
И вот здесь я всегда подчёркиваю: нет «лучшего» метода сам по себе. Есть метод, который лучше всего подходит конкретному человеку и конкретной опухоли. Иногда это один вид терапии, иногда — комбинация. Очень часто мы комбинируем иммунотерапию с химиотерапией или используем последовательность разных подходов со временем.
Для меня важно, чтобы пациент понимал логику выбора. Когда человек понимает, почему мы предлагаем именно это лечение, уровень страха заметно снижается. Лечение перестаёт быть чем-то абстрактным и пугающим — оно становится осмысленным шагом.
3. Сегодня часто говорят о «персонализированном лечении». Что это означает на практике?
Д-р Ирина Стефански:
Персонализированное лечение — это не модное слово и не рекламный термин. Это реальность современной онкологии.
На практике это означает, что мы больше не лечим просто «диагноз». Мы лечим конкретного человека с конкретной опухолью.
Когда пациент приходит ко мне впервые, я смотрю не только на результаты КТ или МРТ. Я смотрю на возраст, сопутствующие заболевания, образ жизни, ожидания, эмоциональное состояние. И параллельно мы изучаем саму опухоль — её генетику, её поведение, её чувствительность к тем или иным видам терапии.
Иногда два пациента с одинаковым диагнозом получают совершенно разное лечение — и это нормально. Потому что опухоли могут быть биологически разными, а люди — тем более.
Персонализированное лечение — это ещё и динамический процесс. Мы не принимаем решение один раз и «закрываем тему». Мы наблюдаем, оцениваем ответ, при необходимости корректируем план. Это диалог между врачом, пациентом и болезнью, который продолжается во времени.
И здесь важно сказать ещё одну вещь: персонализация — это не всегда «самое новое». Иногда самый правильный персонализированный шаг — это классическое лечение, но в правильный момент и в правильной комбинации. В этом и заключается зрелость современной онкологии.
4. Многие пациенты боятся побочных эффектов. Насколько сегодня удаётся их контролировать?
Д-р Ирина Стефански:
Страх побочных эффектов — абсолютно естественный. Часто он основан на историях, которые люди слышали от знакомых или родственников, лечившихся много лет назад. Но реальность сильно изменилась.
Сегодня мы гораздо лучше умеем предотвращать и контролировать побочные реакции. У нас есть эффективные препараты против тошноты, мы умеем поддерживать иммунитет, следить за анализами и реагировать ещё до того, как пациент почувствует серьёзное ухудшение.
Кроме того, мы очень внимательно подбираем лечение. Если я вижу, что определённая схема может быть слишком тяжёлой для конкретного пациента — я не буду её назначать только потому, что она «по протоколу». Протокол — это основа, но человек всегда важнее.
Я всегда говорю пациентам: побочные эффекты — это не экзамен на выносливость. Если что-то беспокоит — нужно говорить. Чем раньше мы знаем о проблеме, тем легче её решить. В онкологии нет награды за терпение в одиночку.
5. Когда пациенту предлагают клиническое исследование, это часто пугает. Многие думают, что это «эксперимент». Как вы это объясняете?
Д-р Ирина Стефански:
Я очень хорошо понимаю этот страх. Слово «исследование» у многих ассоциируется с чем-то неизвестным, небезопасным, почти с экспериментами над людьми. И моя задача — сразу снять эту ассоциацию, потому что в реальности клинические исследования в онкологии — это один из самых контролируемых и продуманных форматов лечения.
Я всегда начинаю с простого объяснения: клиническое исследование — это не «лечение наугад». Это строго выстроенный протокол, который проходит несколько этапов проверки ещё до того, как первый пациент его получает. Речь идёт либо о новых препаратах, либо о новых комбинациях уже известных и проверенных методов.
Важно понимать: пациент в исследовании не остаётся без лечения. Он получает либо стандартную терапию, либо стандарт плюс что-то новое. Никаких «пустых» групп в онкологии не существует.
Ещё один момент, который я всегда подчёркиваю: участие в исследовании — это выбор, а не обязанность. Пациент имеет право в любой момент отказаться, задать любые вопросы, обсудить всё с семьёй. Это не решение, которое нужно принимать под давлением или из страха, что «иначе будет хуже».
И, пожалуй, самое важное: вопрос здесь не в том, «страшно или не страшно».
Вопрос — подходит ли это конкретному пациенту с медицинской точки зрения.
Есть ситуации, когда исследование действительно может дать доступ к терапии, которая пока недоступна в стандартной практике. А есть ситуации, когда стандартное лечение — лучший и самый безопасный вариант. И моя ответственность — честно это проговорить.
6. Есть ли ощущение, что пациенты сегодня приходят более информированными? Это помогает или мешает?
Д-р Ирина Стефански:
Пациенты сегодня действительно приходят гораздо более информированными, чем раньше. Иногда — даже слишком. Интернет даёт огромное количество информации, но проблема в том, что она редко бывает структурированной и почти никогда — персонализированной.
Я вижу два сценария.
В первом — пациент приходит с вопросами. Он читал, он хочет понять, он открыт к диалогу. Это замечательно. С таким пациентом можно очень глубоко и точно обсудить варианты лечения, потому что он уже в процессе осмысления.
Во втором сценарии — пациент приходит с готовыми выводами, часто основанными на форумах, историях других людей или устаревших данных. И тогда моя задача — очень аккуратно вернуть разговор в медицинское русло, не обесценивая его усилия, но и не позволяя страхам управлять решениями.
Я всегда говорю: информация — это сила, если она правильная и если есть кто-то, кто помогает её интерпретировать.
Онкология — это не область, где можно просто «прочитать и понять». Здесь слишком много нюансов, стадий, биологических различий.
Поэтому я поощряю вопросы, но всегда стараюсь быть тем фильтром, который помогает отделить полезное от пугающего и нерелевантного.
7. Какую роль играет семья пациента в процессе лечения?
Д-р Ирина Стефански:
Роль семьи огромна, и иногда — решающая.
Онкологическое заболевание почти никогда не касается только одного человека. Оно затрагивает всю систему вокруг него.
Я часто вижу, как пациенты пытаются «защитить» своих близких — не рассказывать всё, не показывать страх, не просить помощи. Но на практике это приводит к обратному эффекту: близкие чувствуют напряжение, но не понимают, что происходит, и тревога только растёт.
Когда семья вовлечена правильно — не давя, не контролируя каждый шаг, а просто присутствуя — лечение проходит легче. Пациент чувствует поддержку, а не одиночество. Иногда это выражается в мелочах: кто-то напомнил о приёме лекарства, кто-то просто посидел рядом на химиотерапии.
С другой стороны, бывают ситуации, когда семье тоже нужна поддержка и объяснение. Родственники часто боятся задать вопросы, боятся услышать ответы. И здесь моя роль — быть врачом не только для пациента, но и для его окружения.
Я считаю, что хорошее лечение — это не только правильно подобранные препараты. Это ещё и правильно выстроенное окружение вокруг пациента.
8. Что бы вы хотели, чтобы пациенты знали в самом начале пути, ещё до начала лечения?
Д-р Ирина Стефански:
Наверное, самое важное — что этот путь не нужно проходить в одиночку и не нужно проходить его сразу целиком.
Очень часто люди смотрят далеко вперёд и пугаются: «А что будет через год? А если лечение не подействует? А если…»
Но онкология — это путь шаг за шагом.
Первый шаг — понять диагноз.
Второй — понять варианты лечения.
Третий — выбрать команду, которой можно доверять.
Не нужно принимать все решения в первый день. Не нужно знать ответы на все вопросы сразу.
Гораздо важнее знать, что есть план и есть люди, которые готовы идти рядом.
И ещё одно, очень личное:
болезнь не отменяет жизнь.
Да, она её меняет. Иногда сильно. Но жизнь продолжается — в разговорах, в маленьких радостях, в обычных днях. И когда пациент это чувствует, лечение становится не борьбой, а процессом, в котором есть место надежде.
9. Многие пациенты боятся самого начала лечения. Есть ощущение, что «с этого момента жизнь закончилась». Как вы с этим работаете?
Д-р Ирина Стефански:
Это ощущение я вижу очень часто, и оно всегда связано не столько с лечением, сколько с неизвестностью.
Когда человек ещё не начал терапию, в голове живут самые тяжёлые сценарии. Люди представляют себе боль, слабость, потерю себя — хотя на практике всё почти никогда не выглядит так, как они себе нарисовали.
Я всегда стараюсь в самом начале вернуть разговор в реальность. Не обесценивать страх, но и не позволять ему управлять процессом. Мы подробно обсуждаем, как именно будет выглядеть первый этап лечения: сколько времени займёт, как человек может себя чувствовать, что считается нормальной реакцией, а что — поводом обратиться ко мне.
Когда у страха появляются границы и объяснение, он перестаёт быть всепоглощающим.
Очень важно, чтобы пациент понял: начало лечения — это не потеря контроля, а наоборот, его возвращение.
До этого момента болезнь будто диктует условия. А с началом лечения появляется план, структура, команда. Это психологически меняет всё.
И ещё одна вещь, о которой я всегда говорю: не нужно сразу «проживать» весь путь. Достаточно прожить сегодняшний шаг. Сегодня — прийти на приём. Сегодня — получить лечение. Сегодня — отдохнуть.
Когда человек перестаёт смотреть на лечение как на бесконечный тоннель, а начинает видеть отдельные этапы — становится легче дышать.
10. Есть ли ошибки, которые пациенты совершают чаще всего в начале онкологического пути?
Д-р Ирина Стефански:
Да, и почти все они связаны не с медициной, а с человеческими реакциями.
Самая распространённая ошибка — попытка быть «сильным» в одиночку. Люди думают, что если они будут молчать, не жаловаться, не задавать лишних вопросов, то справятся лучше. На самом деле происходит обратное: напряжение накапливается, страх усиливается, а проблемы выходят наружу позже и сложнее.
Вторая ошибка — попытка получить ответы сразу на всё.
Пациент читает десятки сайтов, смотрит видео, сравнивает истории других людей и теряется. Онкология — это не область, где чужой опыт можно напрямую перенести на себя. Иногда то, что помогло одному, другому может вообще не подойти.
И ещё одна важная ошибка — откладывать разговоры.
Иногда пациенты чувствуют ухудшение, побочный эффект, изменение в самочувствии, но не говорят об этом, потому что «не хотят беспокоить врача».
Я всегда подчёркиваю: в онкологии лучше задать лишний вопрос, чем промолчать. Почти всё, что вызывает дискомфорт, можно облегчить, если знать об этом вовремя.
11. Как меняется роль врача-онколога на протяжении лечения?
Д-р Ирина Стефански:
В начале пути врач для пациента — это, прежде всего, источник информации и опоры. Человек приходит в состоянии растерянности, и ему важно, чтобы кто-то помог выстроить картину и сказал: «Мы знаем, что делать дальше».
Со временем роль меняется.
Врач становится партнёром. Мы вместе оцениваем, как организм реагирует, какие решения работают, где нужно скорректировать план. Это уже не монолог врача, а диалог.
А на более длительных этапах лечения я часто чувствую, что становлюсь для пациента чем-то вроде точки стабильности.
Лечение может меняться, анализы — колебаться, эмоции — тоже. Но сам факт регулярного контакта, понимания, что есть человек, который знает всю историю и видит её целиком, даёт пациенту ощущение безопасности.
Я считаю, что хороший онколог — это не только про знания и протоколы. Это про способность быть рядом долго, выдерживать сложные разговоры и оставаться честным, даже когда ответы непростые.
12. Что помогает вам самой сохранять эмоциональный баланс в такой непростой профессии?
Д-р Ирина Стефански:
Это вопрос, который мне задают реже, но он очень важный.
Работа онколога действительно эмоционально тяжёлая. Ты каждый день соприкасаешься с чужой болью, страхом, ожиданиями. И если не выстраивать внутренние границы, можно очень быстро выгореть.
Для меня важно помнить, что я не обязана «забирать» всё на себя. Я могу быть рядом, поддерживать, объяснять, лечить — но я не должна жить вместо пациента его эмоциями. Это тонкий баланс, и он приходит с опытом.
Мне помогает ощущение смысла. Я вижу, как лечение меняет судьбы, как люди находят в себе силы, о которых раньше не знали. Даже когда путь непростой, в нём есть моменты глубокой человечности.
И ещё — мне помогает честность. Я не обещаю невозможного, но и не отнимаю надежду там, где она есть.
И, конечно, как и всем людям, мне важно иметь жизнь вне медицины. Семья, отдых, тишина. Это не роскошь — это необходимость, чтобы оставаться живым врачом, а не функцией.
13. Если подводить итог всей этой беседы — что бы вы хотели, чтобы слушатель унес с собой?
Д-р Ирина Стефански:
Наверное, самое главное — понимание, что онкология сегодня выглядит иначе, чем многие себе представляют.
Это уже не путь без вариантов и не одиночная борьба. Это сложный, но управляемый процесс, в котором есть медицина, есть люди и есть время.
Я бы хотела, чтобы каждый, кто сейчас слушает и, возможно, находится в начале этого пути, понял:
вопросы — это нормально, страх — это нормально, неопределённость — это часть процесса.
Но рядом есть специалисты, которые готовы идти шаг за шагом, объяснять, поддерживать и принимать решения вместе с вами.
И если есть что-то, с чего стоит начать — это разговор.
Разговор возвращает ясность. А ясность всегда даёт немного спокойствия.”
«В завершение я хочу сказать одну простую, но очень важную вещь.
Онкологический диагноз всегда выбивает почву из-под ног — это нормально. Но путь дальше не обязан быть хаотичным или одиноким. Когда есть разговор, когда есть объяснение, когда есть план — даже сложная ситуация становится более управляемой.
Я искренне верю, что хорошее лечение начинается не с первой капельницы и не с первой таблетки, а с диалога. С возможности задать вопросы, разобраться, понять, что происходит именно с вами.
Если после этого разговора у кого-то появилось ощущение, что стало чуть понятнее или чуть спокойнее — значит, мы уже сделали важный шаг.
И если вам нужна дополнительная информация, разъяснение или просто профессиональный взгляд со стороны — не оставайтесь с этим в одиночку. Разговор с врачом всегда лучше неопределённости.»
☑️ Если вам нужна профессиональная консультация онколога, разбор лечения или второе мнение — вы можете обратиться за консультацией к д-ру Ирине Стефански в Tel Aviv Medical Clinic.
Консультация позволяет спокойно обсудить ситуацию, задать вопросы и получить понятную медицинскую картину без спешки и давления.
